«Я готова». Близ линии боевого соприкосновения тюменские врачи проводили медосмотры детей
Для деток она Лариса Львовна – добрый доктор-айболит. А у таких докторов неравнодушие – главная черта. И когда началась СВО, она внимательно смотрела новости, сопереживая всему, что происходит, и всем, кто волею судьбы оказался в зоне боёв – солдатам, мирным жителям и, конечно, детям.
«Меня это очень волновало. Очень хотелось помочь, поучаствовать как-то. Но как и где, я не понимала. И вот в октябре 22-го пришла смска из департамента здравоохранения: набирается группа врачей и медсестёр для проведения профилактических медосмотров детей в Запорожской и Херсонской областях». Минут 5 размышлений, и решение принято».
Какая-то тревога в душе, конечно, возникла – не за себя, а за родных. Дома ведь у доктора Красулиной семья. Но дочь приняла её решение, зять поддержал. Внучке, подростку, не говорили до последнего. А мама не знает до сих пор. Родственники берегут пожилую маму, бабушку и прабабушку – для неё Лариса дважды ездила в командировки в Сургут. Между тем, в январе-феврале 2023 года она была в Запорожской и Херсонской областях, а в апреле-мае – в Донецке.
Тюменские врачи отправлялись большой расширенной бригадой. Возили с собой необходимое для серьёзных профосмотров оборудование: аппараты УЗИ, ЭКГ, реактивы для лаборатории – всё, вплоть до кушеток, ширм и шпателей. В первую поездку они каждое утро рассаживались в школьном автобусе и ехали в разные сёла и городки, где осматривали школьников и детсадовских ребятишек.
«Жили мы в Молочанске в детском санатории, в котором, конечно же, не было детей. У главного врача в Донецке погибла вся семья, но он такой боец! В возрасте уже, очень строгий, и у него просто идеальный порядок во всём. При том, что санаторий достаточно старый и бедный (какие-то древние двери, старые кровати), но порядок просто идеальный. Нас очень хорошо, тепло встретили, расселили по детским комнаткам. Прекрасно кормили. И что немаловажно, по вечерам всегда был тёплый душ – в тех условиях это роскошь. Потом мы очень часто вспоминали наше житьё-бытьё в Молочанске».
Молочанск находится приблизительно в 50 км от линии боевого соприкосновения. Оттуда бригада врачей ежедневно двигалась ближе к ней. Наиболее близкое к фронту село, где они побывали, находилось в 18 км от Ореховского участка.
«Солнца у них в это время года нет вообще, хотя, казалось бы, юг. У нас на севере солнца больше. И вот – серость, пустые поля, линия обороны, зубцы, колючая проволока, окопы, ребята наши, военнослужащие. Дорога ужасная, изъезженная тяжёлой техникой. Едем мы, и вместе с нами едут военные машины… Многочисленные КПП – везде ребята с закрытыми лицами. То есть такая тревожная эмоционально обстановка.
И какое моё потрясение? Вот в этих условиях дети ходят в школу! Причём в школы возят и тех детей, которые живут совсем рядом с линией фронта – всего в 10 км. У них там каждый день прилёты – то в дома, то в огороды. Родители стараются их отправлять в школу даже из тех соображений, что на 8-10 км дальше уже как-то безопаснее.
Правда, накануне нашего приезда, как нам рассказывали, был прилёт в школьный автобус. Слава богу, он был без детей. Но били целенаправленно – вот такое абсолютное зверство».
Медосмотры, которые проводили тюменские врачи, оказались очень востребованными, потому что во многих местах дети их не проходили вообще никогда. Восьмилетние ребятишки пугались, когда им на ручки накладывали «крабики» для ЭКГ: это для них было впервые.
Ну, а родители радовались, что могут понять состояние здоровья своих детей. Ведь всё делалось основательно: УЗИ разных органов, ЭКГ, анализ крови и мочи, осмотр специалистов – невролога, кардиолога, хирурга, ортопеда, лора, эндокринолога, гинеколога, офтальмолога, психиатра, психолога. А педиатры уже делали общее заключение о состоянии здоровья ребёнка и давали рекомендации.
Одна мама, оказывается, 6 лет жила в постоянной тревоге, потому что в роддоме сказали, что у её девочки проблемы с почками. Обследовать ребёнка возможности не было. И вот после обследований и осмотров она получила ответ: всё в порядке. «Если бы видели её радость! - вспоминает доктор. – Она нас всех готова была расцеловать».
В апреле Лариса, вернувшись с отдыха, не успела ещё распаковать чемодан, как увидела в чате сообщение о готовящейся поездке бригады детских врачей в Донецк. Тут же пошли ответы: «Готов, готов, готова». «Я готова», - написала она и 22 апреля уже была там.
«Когда приезжаешь в Донецк, абсолютно полное непонимание происходящего. Совершенно прекрасный, замечательный, великолепный, красивейший город. Но вышли на улицу – тишина. Никого. Людей нет. Идём – прекрасная детская площадка, чудесный парк. И никого. Сразу возникает вопрос: «За что им это всё? Как можно вот так поступать с совершенно мирными людьми?
У меня сейчас часто спрашивают: «Ну что, Львовна, правда, что там так?» Я говорю: «Правда! Это не кино, не постановочные кадры. Обстрелы постоянные». И при нас были такие прилёты, что погибали и дети, и взрослые. И от этого становилось, конечно, ещё больнее».
Медики работали в очень напряжённом графике, потому что стремились осмотреть как можно больше детей, причём сделать это не формально, а качественно. В Херсонской и Запорожской областях они осмотрели 3800 маленьких пациентов, в Донецке – 3200. Соответственно, и благодарность в ответ чувствовали. В Донецке получили сделанные руками милые открытки с разными добрыми пожеланиями. А в Запорожской области на одном из КПП их начали строго спрашивать, кто такие. Но услышав в ответ, что врачи, сказали: «О, элита! Проезжайте!»
«Отношение к нам было прекрасным. Там ты понимаешь, что тебя ценят и ждут. Здесь всё как-то обыденно: доктор – ну, что ж… А там доктор – это, правда, какой-то небожитель. Конечно, от тебя ждут помощи. Мы ведь помогали не только детям, но и взрослым, если требовалось. Кардиолог наш никогда никому не отказывал.
Ну, а дети – запорожские, херсонские донецкие, они, конечно, совершенно другие, нежели наши. Они такие… маленькие взрослые. Спокойные, рассудительные, с ними легко и просто общаться. Наши бы на медосмотре уже всё снесли, а они вели себя очень сдержанно.
В Запорожской области пришёл малыш из многодетной семьи – один, мама не смогла с ним прийти. Чумазый-пречумазый! Я и говорю: «Ты чего такой чумазый?» А потом осматриваю и понимаю, что это не от баловства. «Ты что делал?» - спрашиваю. «Я уголь таскал», - отвечает. Ну, то есть частный дом, печь. И он таскает уголь. Я ему говорю: «Да ты моё солнце, молодец!» А донецкие дети, пока родители на работе, таскают на свои этажи воду из водовозов, потому что в квартирах она бывает раз в три дня, да и не до всех этажей доходит. Они там очень трудолюбивые».
Конечно, от того, что проживают эти дети в военных условиях, есть проблемы со здоровьем. Прежде всего сказывается хронический стресс. С утра до вечера они подсознательно ждут: а вдруг что-то случится? Тревога же, как известно, может рождать соматические проблемы. Особенно это проявляется у подростков – они уже больше понимают и сильнее реагируют. Бессонницы, головные боли – частые жалобы. И тревожность сильная. Некоторых врачи оставили под наблюдением.
«Если мы выявляли какие-то сложные заболевания, в тот же день передавали информацию в Министерство здравоохранения. Например, нарушения обменных процессов, когда необходимо особое питание. Этих детей сразу же ставили на учёт, чтобы как можно быстрее помочь.
Но чаще всего встречались проблемы, связанные с ортопедией: плоскостопие, нарушения осанки, сколиозы. Кроме того, нарушения зрения. С одной стороны, это общие беды сегодня, возникающие в следствие пристрастия к гаджетам, но с другой, там всё усугубляется, ведь дети донецкие большую часть времени проводят дома. Если в Запорожье, в Херсоне они хоть как-то бывают на улице – хотя бы ходят в школу, а в Скадовске я видела, что и на спортивных площадках около школы занимаются, то в Донецке совершенно иная история. Там дети не посещают ни школы, ни детские сады, ни спортивные секции. Всё закрылось. И они страдают от социальной разобщённости: сидят по домам и друг друга не видят. Поэтому, когда приходили на медосмотр классами, группами, боже, какая у них была радость! Счастье встречи – они обнимались, галдели, не могли наговориться».
Все коллеги Красулиной, как и она, ехали туда добровольно. И даже не изменили своего решения, когда перед отправкой из Молочанска куратор сообщил реальную обстановку и сказал, что они вправе отказаться от участия в миссии. Конечно, у каждого были и какие-то свои мотивы, к примеру, лор-врач в бригаде родом из Луганска и просто рвалась в те края, чтобы в трудное время помочь землякам. Но было и нечто общее: неравнодушие к судьбе Родины и желание внести свой вклад, а также мужество.
«Когда мы общались, многие говорили, что хотели увидеть всё собственными глазами. И не только увидеть, но и поучаствовать. Вот это по-у-част-во-вать, мне кажется, – главное. Это были не просто медосмотры. Медосмотры мы и в Тюмени проводим. Это совершенно иное чувство, иное ощущение – такую свою врачебную полезность чувствуешь!
Мне кажется, что добровольчество – это чисто наше, русское. Это движение людей, безусловно, смелых, потому что трусы сидят дома и телевизор посматривают. Готовых помогать, чем-то жертвовать, нести добро. Кроме того, глубоко патриотичных, очень любящих свою Родину. И обязательно с Верой в душе.
Когда я думаю об этом, то понимаю: таких очень много. Это и ребята, отправившиеся воевать, и врачи на передовой, и такие, как мы, проводящие медосмотры, и бабушка Маша, которая вяжет носочки. У меня есть друзья, они отсюда поставляют на фронт технику, коптеры, сетки. Получается такое большое-большое сообщество, и у меня возникла ассоциация: огромный шар, а ты – такая маленькая-маленькая крупинка. И из этих вот крупиночек он сложился и растёт. Это общее большое, оно и поможет нам в нашем движении к миру и в борьбе за нашу справедливость, за счастье тех детей, что мы осматривали».
